Первые уступы Верхоянского хребта покрыты почти до вершин разреженной лиственничной тайгой. Сквозь узкие ворота вырывается из гор река. Именно сюда, в эти ворота, вступил когда-то Малыш с караваном оленьих нарт. Перед ним открылись обледенелые островерхие вершины следующей горной цепи. Пролетаем над острыми их гранями. Теперь лето — все залито солнцем. Лысые вершины, рыжеватые каменистые склоны, острые ребра напоминают чем-то оголенные хребты Туркестана. Тайга ютится на дне распадков и речных долин, глубоко врезывающихся в горные громады.

Дальше — сплошное синегорье. Верхоянский хребет состоит из нескольких параллельных цепей. Они поднимаются кулисами одна выше другой, словно преграждая путь человеку на таинственный Север. Трудно было перешагнуть старателям через этот многостенный барьер. Вершины ползут в небо, подбираются к самолету. Подымаемся выше и выше. Узкие долины проваливаются глубже и глубже. Реки ветвятся на галечном русле тонюсенькими серебряными ниточками. Все чаще у острых гребней белеют стрелы снежников. Куда ни глянь, только горы — темные гребнистые валы. Точно окаменевший в бурю океан.

Остановись моторы — крышка! Сесть многоместному самолету некуда. Впереди облака плотно улеглись на главные вершины.

Справа и слева, полуприкрытые облачной пеленой, развертываются беспредельные панорамы горных цепей. Черноватые, синие, фиолетовые, нежно-голубые — в зависимости от расстояния, они рвут облака копьями вершин. Нелегко пришлось в тот год Малышу. Перевалы, закованные фирновыми снегами, обледенели. Охотничьими ножами вместе с каюром они рубили ступеньки, втаскивали оленей и груженые нарты все выше и выше. И наконец вытащили истомленный караван на седловину.

Летим над белым морем облаков, задеваем дымные космы. Они уносятся с бешеной быстротой под днище воздушного корабля. Иногда окунаемся в молочную муть. Как-то не по себе, где-то близко, под нами — острые зубья. Но это только кажется. Высшая точка Верхоянского хребта — две тысячи триста восемьдесят девять метров над уровнем моря, а мы летим на высоте четырех километров. Самолет болтает, кидает вниз. Пересекаем невидимый гребень хребта. Двадцать минут летим над сплошной облачной пеленой. Внезапно развертывается глубокая горная долина Сартанга, залитая солнцем. Перевалили Великий барьер!

Горы быстро понижаются. Сартанг изгибается на плоском дне долины почти одинаковыми излучинами, похожими на бублики. Когда-то в этих долинах лежали мощные ледники. В ледниковый период они похоронили Верхоянский хребет. Возвышались лишь отдельные вершины.

Минуем незримый рубеж Полярного круга. Он пересекает Сартанг и Дулгалах — горные реки, похожие, как родные сестры. Сливаясь, они образуют Яну. Горы раздвигаются, уходят к горизонту, уступая место более пологим сопкам Янского нагорья, покрытым просветленной зеленью негустой Верхоянской тайги.

Вот и след человека — безжизненные гари с хлыстами высушенных стволов, крошечные домики в излучине Яны. Узкое старичное озеро перерезает перешеек, и домики стоят точно на острове.

— Верхоянск! Бывший полюс холода… С воздуха кажется игрушечным. Да и на земле он невелик. Верхоянск утратил свое прежнее значение — центра огромного Верхоянского района. Райисполком, райком партии, районные организации переселились в Батагай — новую столицу оловорудного Верхоянья.

Подлетаем к Батагаю. Приятная неожиданность! Целый городок в тайге на берегу широкой Яны. Идем по кругу — снижаемся. Медленно кружатся дороги, кварталы домиков, обогатительная фабрика, пристань.

Вот и знаменитая конусовидная сопка Эге-Хайя — Медвежья гора. У ее подножия — шахтерский поселок, на зеленых склонах — надземные сооружения шахт, бараки, вышки буровых скважин, нащупавших в ее недрах уникальное тело оловоносных руд.

Вдали высокий голубой шатер еще одной сопки — Ынах-Хайя — Коровья гора.

Земля встает дыбом, поселок опрокидывается со своими домами, улицами, дорогами. Глубокий вираж, ускользаем от опасного воздушного рифа — сопки Эге-Хайя.

Точно на ковре-самолете, перенеслись через Великий горный барьер и опустились в центре Верхоянья…

Верхоянье чудо

Шествуем по улице Батагая, вдыхая привольный Верхоянское воздух Заполярья. В Якутске изнывали от жары; а здесь пришлось надеть штормовки.

Батагай выстроен на древней террасе Яны, у подножия лесистого уступа. Минуем парк — островок верхоянской тайги, оставленный в черте поселка. Яна быстро подмывает древнюю террасу, поглотив на памяти старожилов половину парка. Течение Северных рек непостоянно. И выбрать подходящее место для строительства не так-то просто.

— Смотри, смотри… Саранча!

Ксана срывается вслед за улетающим большим кузнечиком с цветными подкрыльями, действительно похожим на саранчу.

Навстречу шагает широкоплечий курчавый парень в кепке, сапогах с отвернутыми голенищами.

— Это саранча, да? — спрашивает она на бегу. Парень недоуменно останавливается. Кузнец улетает… Идем дальше по главной улице. Разглядываем бревенчатые дома, одинокие лиственницы, оставшиеся от девственной тайги в палисадниках.

Неожиданно нас догоняет курчавый парень и, смущенно улыбаясь, преподносит Ксане пойманного летуна.

— Спасибо… что вы…

Парень вежливо приподнимает кепочку.

— Черт побери! Женщины тут в почете…

Оказывается, это вовсе и не саранча, а настоящий степной кузнечик. Занесло же беднягу за тысячи километров от степей, далеко за Полярный круг. Но это не случайность. В Якутии очаги степной флоры и фауны сохранились не только в центральной Якутской впадине, но и еще в нескольких межгорных понижениях — Лено-Олёкминском, Верхне-Индигирском, Сеймчанском и Верхоянском, где расположился Батагай. Ареалы многих степных растений, найденных тут, свидетельствуют о том, что они пришли сюда из глубин Азии.

С древнейших времен климат северо-востока Сибири отличался сухостью. Еще до ледникового периода степные растения и животные заходили далеко за Верхоянский хребет на огромные приморские равнины. Пыльцу степных растений находят в отложениях того времени на берегах океана, а кости сайги, бизона, дикой лошади, пещерного льва — на Новосибирских островах. Теперь среди моря тайги степные островки уцелели лишь в котловинах с очень сухим и континентальным климатом…

Так, рассуждая о переворотах и скачках в истории ландшафтов Якутии, мы очутились у крыльца райкома партии. Сюда, собственно, и шли.

Еще в самолете наше внимание привлек красивый, осанистый человек с серебристым ежиком волос, с серыми, внимательными глазами. Мы познакомились. Это был Павел Павлович Ивасих — секретарь Янского райкома партии. Много лет он работал горным инженером на золотых предприятиях Колымы и Индигирки, а последнее время — на партийной работе. Прощаясь на аэродроме, Ивасих пригласил нас к себе — бассейн Яны он знал лучше, чем кто-либо.

Павел Павлович вытягивает из ящика и разворачивает перед нами большую карту. Вся она пестрит черными значками.

— Здесь отмечено все, что найдено у нас в районе… Карта эта действует лучше всяких речей и убеждений. Гляжу на нее и сам удивляюсь. Я бы издал эту карту миллионным тиражом. Постараюсь нарисовать вам облик Верхоянья одним взмахом…

Разглядывая карту, мы записываем беседу с Ивасихом слово в слово:

«С юга и запада бассейн Яны ограждает дуга Верхоянского хребта, с востока — цепи хребта Тас-Хаяхтах и Полоусный кряж. Главное наше богатство — олово. Первое месторождение оловянного камня — касситерита геологи обнаружили еще в 1936 году, рядом с Батагаем, на сопке Эге-Хайя. Но добывать руду начали лишь спустя пять лет. Во время войны олово стало стратегическим металлом, и рудник строился с молниеносной быстротой. Много олова здесь добыли в военные годы безымянные верхоянские рудокопы. Сейчас вырабатываются последние рудные горизонты — на глубине четырехсот метров…

Пока добывали олово из этого рудника, геологи открыли на водоразделе с Индигиркой и в южной части Верхоянского хребта настоящее оловянное чудо. Посмотрите… Величайший на земном шаре оловянный пояс! У нас он протянулся на восемьсот километров от Полоусного кряжа. Через Куйгу, Эге-Хайя, бассейн Адычи, до реки Томпо. Но самое удивительное, что этот пояс денется и дальше еще на добрую тысячу километров, через колымские хребты на Чукотку и на юг по хребту Джугджур.